Новый год в селе Сметанкино
Dec. 6th, 2007 12:47 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
Начинаю публиковать одну свою сказку. Она большая по ЖЖшным масштабам, поэтому буду публиковать ее кусочками, под катом, кто не хочет - не ходите. Сказка не вычитана, там могут быть ляпы и несуразности, любые комментарии по этому поводу - велкам.
1
Вечером четвертого дня от тещиных именин Семен Семеныч Пуговкин сорвал в лотерею главный приз.
Играть в лотерею было для него давнишней, детской еще, привычкой - когда зеленые билетики даже и не покупались специально, а их давала "в нагрузку" кассирша в книжном магазине. Надо сказать, что выигрыши в ту лотерею таки случались, чаще всего достоинством в рубль. Можно было протянуть свой билет в окошечко и сказать вежливо: "Юбилейный дайте, пожалуйста, если есть". Юбилейный, чаще всего, был, и приятно тяжелил сжатую ладонь до тех пор, пока не разменивался на товарный эквивалент в виде стакана семечек, кулечка леденцов и пары литров газировки с сиропом.
Слов "товарный эквивалент" юный Сеня не знал, но газировку с сиропом уважал очень.
Покупка лотерейных билетов вошла в привычку, и, много позже, покинув родную Самару и вообще российские пределы в поисках загадочной и дразнящей блеском переливчатого оперенья синей птицы, Семен Семеныч билетики приобретать продолжал, еженедельно зачеркивая номера - когда самолично, а когда и, ленясь, через электронное нутро автомата.
Проверял же билетики Семен Семеныч самолично, каждую среду, останавливаясь для этого у киоска при входе в контору.
И вот, четвертого дня после тещиных именин он, водя пальцем по строчкам с зачеркнутыми квадратиками, обнаружил полное совпадение шести цифр из шести возможных.
Раньше Семен Семенович неоднократно проигрывал такой момент в мечтах, и ему всегда казалось, что, буде такое везение выпадет на его долю, то он немедленно испытает прилив бурного счастья и щенячей слюнявой радости. Однако же этого не произошло, а случилось так, что лоб Семена Семеныча покрылся испариной, и то ли шляпа на его голове ужалась, то ли голова мгновенно разбухла, но появилось неприятное ощущение того, что шляпа мала и сильно жмет.
Он еще раз - и после, для верности, еще два раза перечел столбики цифр и сверил номер тиража. Ошибки не было - Семен Семеныч выиграл приз, выражавшийся астрономической по понятиям даже очень богатого человека, суммой. А радость все не приходила, только в голове странно звенело, и в ней еще вертелся дурацкий, услышанный утром по радио, рекламный напев.
День он отработал до конца, хотя и был несколько рассеян, и даже поймал себя пару раз на довольно серьезных ошибках. Вечером, прийдя домой, он отозвал в сторону пятнадцатилетнего сына.
-Марик, подь сюда, есть мужской разговор.
И они заперлись в "кабинете" - маленькой комнатушке с компьютером и парой книжных полок, которая получилась из разгораживания стеной просторной прежде спальни. Супруга Семена Семеновича Катя как раз заперлась в туалете с недавно пришедшим по почте детективом, так что беспрепятственная беседа на ближайшие полчаса была обеспечена.
-Марик, старик, ты только не хипешись, - предупредил он сына, доставая из внутреннего кармана билет и сложенный в несколько раз газетный лист. -Тишину соблюдай. Баб мешать в дело не будем, пока не убедимся, что все - верняк.
К бабам, помимо Кати, относились дочка Леночка и теща Зинаида Михайловна.
По мере понимания глаза Марика разгорались зеленым огнем.
-Ну ты, батя!, - только и повторял он. -Ну, ты!
С Мариком же они и поехали получать чек. Семен Семеныч был человеком осторожным, поэтому на головы они надели большие бумажные мешки, и все папарацци остались с носом. То есть, сами папарацци были как раз необычайно довольны - не каждый день заснимешь человека с бумажным мешком на голове, но Семен Семеныч об этом не знал.
Все эти дни на сердце у Семена Семеновича было неспокойно, его грызла какая-то смутная тревога, и особенно обострилась она на пороге банка, в который перечислялась его скромная зарплата компьютерщика средней руки, и в который он намеревался вложить, хотя бы для начала, выигранные деньги.
Приход в банк был, пожалуй, самым триумфальным событием в жизни Семена Семеныча. С этим не могло сравниться ни вручение почетной грамоты за доблестную учебу перед строем соучеников в сине-белой парадной униформе, ни похвала командира в студотряде на утренней линейке, ни даже возгласы "Горько!" подвыпивших гостей на их с Катей свадьбе, а иных почестей в жизни Семен Семеныч и не удостоился - ни орденов, ни "Оскаров" получать ему как-то не довелось.
Через десять минут после того, как он переступил порог банка, Семен Семеныч оказался в кабинете директора банка, о существовании которого прежде если и подозревал, то не задумывался. Директор заглядывал ему в глаза, сыпал комплименты и собственноручно наливал жидковатый горький кофе, по американской манере приготовленный в кофеварке.
Семен Семеныч чувствовал себя невестой на выданье, поначалу смущался, а после осмелел, начал взглядывать из-под ресниц и почувствовал, что тревога отпускает его, наконец.
Из банка он вышел с ворохом рекламных проспектов, телефонами финансовых советников и наконец-то появившимся чувством свалившегося на голову богатства.
-Так... Вилла в Майами... Яхта... Дети - в Оксфорд. Или Кембридж? Ладно, с этим разберемся. - Катя загибала пальцы, глаза ее блестели. Десятилетняя Леночка рисовала платья на куклах Барби, которые - и куклы, и платья - можно теперь будет покупать оптом, ящиками, не считая. Марик вдохновенно обдумывал, какую же машину он хочет на День рождения - красный мерседес или же не менее красный БМВ.
- И в отпуск! В отпуск на Гаваи!
- Сень, ты что? - Катя, наконец, заметила, что муж молчалив и не участвует в строительстве грандиозных планов.
Ты как и не рад?
Семен Семенович и вправду был очень задумчив. После вопроса жены он кашлянул, медленно набрал воздуха в грудь и так же медленно сказал:
- Да рад, конечно. Но прежде всяких гаваев и вообще прежде всего мы съездим в отпуск в Россию. В деревню, где мои бабушка с дедушкой жили. Я там лет двадцать не был. А может, двадцать пять.
После сказанного он почувстовал, что его сверлят взглядом три пары недоуменных глаз.
Сделав паузу, Семен Семенович повторил.
- Мы едем на Новый год в село Сметанкино. Я позвоню Вовке Ерихову, попрошу его все устроить, он там близко, в райцентре живет. А ты, Кать, займись подарками - у него жена и две дочки, лет двенадцать-пятнадцать, наверное. И пусть только кто возразить попробует - останется надолго и без Гаваев, и без Мерседеса. Не говоря уже о Барби. Вопросы есть?
Вопросов не было. Семья ошарашенно молчала, и под это молчание Семен Семенович, не дожидаясь громких протестов, развернулся и направился прямиком в спальню.
2
Телефонные переговоры с Вовкой Ериховым оказались плодотворны, и через некоторое время члены семейства Пуговкиных поцеловали Зинаиду Михайловну, облетели полземного шара на самолете, проспали ночь в купейном вагоне под перестук колес и напоследок протряслись несколько часов в допотопном автобусике с бензиновой отрыжкой и треугольной буквой "Л" на капоте.
- Сколько лет, сколько зим, старик! Ерихов оказался плотным краснолицым богатырем в овчинном полушубке и собачьем треухе.
- В жизни бы не подумал, что свидимся! Эх! Повидать родные места решил? Правильно, старик, правильно, родная земля-то тянет... Воздух у нас тут хороший, чистый...
В подтверждение этим словам автобус, привезший Пуговкиных, задрожал всем своим металлическим телом, поднапрягся и громко пукнул черным густым выхлопом, пока пассажиры протаскивали по узким проходам свой багаж.
-Старик, все сделал, как ты просил! Дом ваш теть Марина-то продала, но он стоит еще, живой, и зимой там не живет никто. Хозяева городские, они летом тут только бывают, дача это для них. Так они, слышь, все искали, кто бы им сторожил, за деньги, и так обрадовались, что есть кому жить, да еще и им самим заплатят! В прошлом году-то им зимой все стекла высадили, да напакостили внутри.
-Я, слышь, Машку-то свою отвез туда вчера еще, печку протопить, да пыль протереть. Вы белье-одеяла взяли? Сейчас поедем, закупим еды вам, все, что надо, а дрова я тоже заказал, на неделе привезут. Да ты не говори никому, что из Америки, а то три шкуры сдерут, знаю я их!
Бодрый говорок Ерихова вливался в одно ухо Семен Семеныча и выливался из другого, почти не задерживаясь внутри. Он оглядывался по сторонам, и странное чувство нереальности происходящего охватывало его. Автостанция районного центра была огорожена точно таким же забором, как и много лет назад, и точно такие же березки нависали над забором тонкими ветвями. И если бы не огромный рекламный плакат с дамой в бикини на главном здании, на том месте, где привычнее было бы видеть вождя с вытянутой в римском приветствии рукой, да если бы не залепленная объявлениями будка, за стеклами которой поблескивали бутылки с алкоголем разных, на неискушенный взгляд, сортов, то можно было бы подумать, что он попал прямиком в прошлое - лет на двадцать назад. Или на двадцать пять.
Ерихов складывал в "Газель", которой спокойно пользовался по праву работы, пакеты с подарками, и говорил, говорил, а Семен Семеныч не слушал, а все рассматривал забор, деревца, проходящих мимо людей, все вдыхал воздух, который, казалось ему, имел какой-то особенный, совершенно отличный от американского, запах, и только иногда отвечал коротко на какую-нибудь выхваченную из Ериховского монолога фразу.
- Конечно, отметим, как не отметить... Еще как помню... Да, да, обязательно... Непременно!
Леночка прыгала нa месте, дергая Катю за рукав и постоянно спрашивая: "Мам, а Барби здесь есть? А когда я была маленькая, они здесь были? А у меня была?"; Катя выглядела измученной и несчастной, а Марик поглядывал вокруг свысока, с небрежным чувством превосходства молодого человека, осознавшего, что только он, похоже, во всем целом свете и разбирается в жизни.
Багаж и подарки были, наконец, уложены, и "Шкода" тронулась с места. По пути они сделали несколько остановок, закупив все необходимое для зимнего отпуска в деревне.
В машине семейство Пуговкиных сморило, и только Семен Семеныч не спал, а смотрел сквозь стекло на мелькавшие, присыпанные снегом дервья - село Сметанкино было довольно далеко от райцентра, и хорошо еще, что за последнюю неделю ни разу не выпал снег, иначе неизвестно, как скоро бы им удалось добраться до места.
В село они въехали, когда уже стемнело, и Семен Семеныч так и не смог понять, изменилось ли Сметанкино со времен его детских воспоминаний, и, если да, то насколько. Машина остановилась у двора большого темного дома, два окошка, впрочем, светились, и из трубы шел дым. Дом стоял на самом краю села, он даже как бы съехал с улицы и обосновался особняком, вдали от всего. За забором начинались кусты, а потом и редкие деревья. Дом выглядел дозорным на границе между людьми и лесом.
Он был построен в незапамятные времена, на большую богатую семью, имел два этажа и кухня с печкой располагалась внизу, на первом. Каким образом ему удалось уцелеть в разные стесненные годы - история долгая и непростая. Пришлось ему послужить в разные годы и военным штабом, и избой-читальней, и домом местного важного начальника. Так или иначе, в те годы, когда от многих домов просто отрубали лишку, чтобы хозяева их не казались очень уж зажиточными, этот дом уцелел, его не рушили и не укорачивали, в нем делали ремонт и выкуривали из стен жучков.
Его строили с любовью и на века, и назначение свое он выполнил - был уже стар, но еще крепок, и вполне мог послужить еще одному поколению хозяев.
К крыльцу вела маленькая, слабо утоптанная тропинка, у калитки лежала груда дров, а остальной двор был покрыт ровным белым снегом.
-Боже мой! - сказала Катя. -Боже мой!
Жена Ерихова, веселая полная женщина, провела их по дому, улыбаясь, объяснила, где лежат разные необходимые вещи.
-Печку-то как протопите, заслонку не забудьте открыть, не то угорите! Золу вот в это ведро выгребайте, там за домом яма для золы, увидите. Вот мы вам мешок картошки привезли, наша картошка-то, хорошая, а молоко можно у бабы Люси брать, за три дома от вашего. Хлеб в магазине есть, рожки-мука тоже. Я, что смогла, помыла, прибрала, если где пыль пропустила, не сердитесь. Дверь в сени плотно прикрывайте, чтобы не выстудить. Да, колодец в конце улицы, а вот ведра для воды".
С каждой фразой лицо Кати становилось все мрачнее, а Марикова улыбка - все ироничнее. Леночка смотрела круглыми глазами, и только Семен Семеныч выглядел счастливым, и все трогал руками - и стены, и ведра, и печку бы потрогал, но она ревела огнем и было ясно, что трогать ее не стоит.
Ерихов степенно взял деньги, повторил свое предупреждение - "Про Америку ни-ни! Скажи, что из... из Сибири приехал погреться!", и хохотнув над собственной шуткой, удалился вместе с супругой. Воцарилось тягостное молчание.
Впрочем, Семен Семеныч разрушил это молчание довольно быстро.
-Все очень просто, - сказал он, ласково улыбаясь. - кто хочет дуться - пусть дуется, и может даже пропустить ужин, это не страшно. как говаривала моя бабушка, "Губы толще - брюхо тоньше". Диета, значит. А кто соображает хоть немного, тот радостно воспримет маленькое зимнее приключение как вступление в солнечную миллионерскую жизнь. Миллионеры вообще страшные экстремалы. За возможность вот так встретить Новый год они бы устроили очередь с давкой и все ноги бы друг другу оттоптали. Кто будет следить за печкой?
Леночка, конечно, вызвалась сразу, но тут Катя вышла из своей мрачной мины, как Снежная Королева из корки льда, и сказала, что это глупости, детей к огню пускать нельзя. И скоро на плите забулькала в одолженной кастрюльке картошка, раскраснелись от жары лица, а низенькие кровати в комнатках с низкими потолками украсились привезенными пестрыми, в деревенском стиле, простынями и одеялами.
Вскоре семейство поужинало, все по очереди сполоснули лица из краника над раковиной (воду в бак над краником заливали из ведра, и сливалось все тоже в ведро, стоявшее внизу), Катя три раза проверила, что печая заслонка открыта, и, значит, угар семье не грозит, и вскоре погас свет, и только мерное сопение раздавалось из комнат. Последним пошел спать Семен Семеныч. Он долго стоял на крыльце, и голова его шумела от воспоминаний.
1
Вечером четвертого дня от тещиных именин Семен Семеныч Пуговкин сорвал в лотерею главный приз.
Играть в лотерею было для него давнишней, детской еще, привычкой - когда зеленые билетики даже и не покупались специально, а их давала "в нагрузку" кассирша в книжном магазине. Надо сказать, что выигрыши в ту лотерею таки случались, чаще всего достоинством в рубль. Можно было протянуть свой билет в окошечко и сказать вежливо: "Юбилейный дайте, пожалуйста, если есть". Юбилейный, чаще всего, был, и приятно тяжелил сжатую ладонь до тех пор, пока не разменивался на товарный эквивалент в виде стакана семечек, кулечка леденцов и пары литров газировки с сиропом.
Слов "товарный эквивалент" юный Сеня не знал, но газировку с сиропом уважал очень.
Покупка лотерейных билетов вошла в привычку, и, много позже, покинув родную Самару и вообще российские пределы в поисках загадочной и дразнящей блеском переливчатого оперенья синей птицы, Семен Семеныч билетики приобретать продолжал, еженедельно зачеркивая номера - когда самолично, а когда и, ленясь, через электронное нутро автомата.
Проверял же билетики Семен Семеныч самолично, каждую среду, останавливаясь для этого у киоска при входе в контору.
И вот, четвертого дня после тещиных именин он, водя пальцем по строчкам с зачеркнутыми квадратиками, обнаружил полное совпадение шести цифр из шести возможных.
Раньше Семен Семенович неоднократно проигрывал такой момент в мечтах, и ему всегда казалось, что, буде такое везение выпадет на его долю, то он немедленно испытает прилив бурного счастья и щенячей слюнявой радости. Однако же этого не произошло, а случилось так, что лоб Семена Семеныча покрылся испариной, и то ли шляпа на его голове ужалась, то ли голова мгновенно разбухла, но появилось неприятное ощущение того, что шляпа мала и сильно жмет.
Он еще раз - и после, для верности, еще два раза перечел столбики цифр и сверил номер тиража. Ошибки не было - Семен Семеныч выиграл приз, выражавшийся астрономической по понятиям даже очень богатого человека, суммой. А радость все не приходила, только в голове странно звенело, и в ней еще вертелся дурацкий, услышанный утром по радио, рекламный напев.
День он отработал до конца, хотя и был несколько рассеян, и даже поймал себя пару раз на довольно серьезных ошибках. Вечером, прийдя домой, он отозвал в сторону пятнадцатилетнего сына.
-Марик, подь сюда, есть мужской разговор.
И они заперлись в "кабинете" - маленькой комнатушке с компьютером и парой книжных полок, которая получилась из разгораживания стеной просторной прежде спальни. Супруга Семена Семеновича Катя как раз заперлась в туалете с недавно пришедшим по почте детективом, так что беспрепятственная беседа на ближайшие полчаса была обеспечена.
-Марик, старик, ты только не хипешись, - предупредил он сына, доставая из внутреннего кармана билет и сложенный в несколько раз газетный лист. -Тишину соблюдай. Баб мешать в дело не будем, пока не убедимся, что все - верняк.
К бабам, помимо Кати, относились дочка Леночка и теща Зинаида Михайловна.
По мере понимания глаза Марика разгорались зеленым огнем.
-Ну ты, батя!, - только и повторял он. -Ну, ты!
С Мариком же они и поехали получать чек. Семен Семеныч был человеком осторожным, поэтому на головы они надели большие бумажные мешки, и все папарацци остались с носом. То есть, сами папарацци были как раз необычайно довольны - не каждый день заснимешь человека с бумажным мешком на голове, но Семен Семеныч об этом не знал.
Все эти дни на сердце у Семена Семеновича было неспокойно, его грызла какая-то смутная тревога, и особенно обострилась она на пороге банка, в который перечислялась его скромная зарплата компьютерщика средней руки, и в который он намеревался вложить, хотя бы для начала, выигранные деньги.
Приход в банк был, пожалуй, самым триумфальным событием в жизни Семена Семеныча. С этим не могло сравниться ни вручение почетной грамоты за доблестную учебу перед строем соучеников в сине-белой парадной униформе, ни похвала командира в студотряде на утренней линейке, ни даже возгласы "Горько!" подвыпивших гостей на их с Катей свадьбе, а иных почестей в жизни Семен Семеныч и не удостоился - ни орденов, ни "Оскаров" получать ему как-то не довелось.
Через десять минут после того, как он переступил порог банка, Семен Семеныч оказался в кабинете директора банка, о существовании которого прежде если и подозревал, то не задумывался. Директор заглядывал ему в глаза, сыпал комплименты и собственноручно наливал жидковатый горький кофе, по американской манере приготовленный в кофеварке.
Семен Семеныч чувствовал себя невестой на выданье, поначалу смущался, а после осмелел, начал взглядывать из-под ресниц и почувствовал, что тревога отпускает его, наконец.
Из банка он вышел с ворохом рекламных проспектов, телефонами финансовых советников и наконец-то появившимся чувством свалившегося на голову богатства.
-Так... Вилла в Майами... Яхта... Дети - в Оксфорд. Или Кембридж? Ладно, с этим разберемся. - Катя загибала пальцы, глаза ее блестели. Десятилетняя Леночка рисовала платья на куклах Барби, которые - и куклы, и платья - можно теперь будет покупать оптом, ящиками, не считая. Марик вдохновенно обдумывал, какую же машину он хочет на День рождения - красный мерседес или же не менее красный БМВ.
- И в отпуск! В отпуск на Гаваи!
- Сень, ты что? - Катя, наконец, заметила, что муж молчалив и не участвует в строительстве грандиозных планов.
Ты как и не рад?
Семен Семенович и вправду был очень задумчив. После вопроса жены он кашлянул, медленно набрал воздуха в грудь и так же медленно сказал:
- Да рад, конечно. Но прежде всяких гаваев и вообще прежде всего мы съездим в отпуск в Россию. В деревню, где мои бабушка с дедушкой жили. Я там лет двадцать не был. А может, двадцать пять.
После сказанного он почувстовал, что его сверлят взглядом три пары недоуменных глаз.
Сделав паузу, Семен Семенович повторил.
- Мы едем на Новый год в село Сметанкино. Я позвоню Вовке Ерихову, попрошу его все устроить, он там близко, в райцентре живет. А ты, Кать, займись подарками - у него жена и две дочки, лет двенадцать-пятнадцать, наверное. И пусть только кто возразить попробует - останется надолго и без Гаваев, и без Мерседеса. Не говоря уже о Барби. Вопросы есть?
Вопросов не было. Семья ошарашенно молчала, и под это молчание Семен Семенович, не дожидаясь громких протестов, развернулся и направился прямиком в спальню.
2
Телефонные переговоры с Вовкой Ериховым оказались плодотворны, и через некоторое время члены семейства Пуговкиных поцеловали Зинаиду Михайловну, облетели полземного шара на самолете, проспали ночь в купейном вагоне под перестук колес и напоследок протряслись несколько часов в допотопном автобусике с бензиновой отрыжкой и треугольной буквой "Л" на капоте.
- Сколько лет, сколько зим, старик! Ерихов оказался плотным краснолицым богатырем в овчинном полушубке и собачьем треухе.
- В жизни бы не подумал, что свидимся! Эх! Повидать родные места решил? Правильно, старик, правильно, родная земля-то тянет... Воздух у нас тут хороший, чистый...
В подтверждение этим словам автобус, привезший Пуговкиных, задрожал всем своим металлическим телом, поднапрягся и громко пукнул черным густым выхлопом, пока пассажиры протаскивали по узким проходам свой багаж.
-Старик, все сделал, как ты просил! Дом ваш теть Марина-то продала, но он стоит еще, живой, и зимой там не живет никто. Хозяева городские, они летом тут только бывают, дача это для них. Так они, слышь, все искали, кто бы им сторожил, за деньги, и так обрадовались, что есть кому жить, да еще и им самим заплатят! В прошлом году-то им зимой все стекла высадили, да напакостили внутри.
-Я, слышь, Машку-то свою отвез туда вчера еще, печку протопить, да пыль протереть. Вы белье-одеяла взяли? Сейчас поедем, закупим еды вам, все, что надо, а дрова я тоже заказал, на неделе привезут. Да ты не говори никому, что из Америки, а то три шкуры сдерут, знаю я их!
Бодрый говорок Ерихова вливался в одно ухо Семен Семеныча и выливался из другого, почти не задерживаясь внутри. Он оглядывался по сторонам, и странное чувство нереальности происходящего охватывало его. Автостанция районного центра была огорожена точно таким же забором, как и много лет назад, и точно такие же березки нависали над забором тонкими ветвями. И если бы не огромный рекламный плакат с дамой в бикини на главном здании, на том месте, где привычнее было бы видеть вождя с вытянутой в римском приветствии рукой, да если бы не залепленная объявлениями будка, за стеклами которой поблескивали бутылки с алкоголем разных, на неискушенный взгляд, сортов, то можно было бы подумать, что он попал прямиком в прошлое - лет на двадцать назад. Или на двадцать пять.
Ерихов складывал в "Газель", которой спокойно пользовался по праву работы, пакеты с подарками, и говорил, говорил, а Семен Семеныч не слушал, а все рассматривал забор, деревца, проходящих мимо людей, все вдыхал воздух, который, казалось ему, имел какой-то особенный, совершенно отличный от американского, запах, и только иногда отвечал коротко на какую-нибудь выхваченную из Ериховского монолога фразу.
- Конечно, отметим, как не отметить... Еще как помню... Да, да, обязательно... Непременно!
Леночка прыгала нa месте, дергая Катю за рукав и постоянно спрашивая: "Мам, а Барби здесь есть? А когда я была маленькая, они здесь были? А у меня была?"; Катя выглядела измученной и несчастной, а Марик поглядывал вокруг свысока, с небрежным чувством превосходства молодого человека, осознавшего, что только он, похоже, во всем целом свете и разбирается в жизни.
Багаж и подарки были, наконец, уложены, и "Шкода" тронулась с места. По пути они сделали несколько остановок, закупив все необходимое для зимнего отпуска в деревне.
В машине семейство Пуговкиных сморило, и только Семен Семеныч не спал, а смотрел сквозь стекло на мелькавшие, присыпанные снегом дервья - село Сметанкино было довольно далеко от райцентра, и хорошо еще, что за последнюю неделю ни разу не выпал снег, иначе неизвестно, как скоро бы им удалось добраться до места.
В село они въехали, когда уже стемнело, и Семен Семеныч так и не смог понять, изменилось ли Сметанкино со времен его детских воспоминаний, и, если да, то насколько. Машина остановилась у двора большого темного дома, два окошка, впрочем, светились, и из трубы шел дым. Дом стоял на самом краю села, он даже как бы съехал с улицы и обосновался особняком, вдали от всего. За забором начинались кусты, а потом и редкие деревья. Дом выглядел дозорным на границе между людьми и лесом.
Он был построен в незапамятные времена, на большую богатую семью, имел два этажа и кухня с печкой располагалась внизу, на первом. Каким образом ему удалось уцелеть в разные стесненные годы - история долгая и непростая. Пришлось ему послужить в разные годы и военным штабом, и избой-читальней, и домом местного важного начальника. Так или иначе, в те годы, когда от многих домов просто отрубали лишку, чтобы хозяева их не казались очень уж зажиточными, этот дом уцелел, его не рушили и не укорачивали, в нем делали ремонт и выкуривали из стен жучков.
Его строили с любовью и на века, и назначение свое он выполнил - был уже стар, но еще крепок, и вполне мог послужить еще одному поколению хозяев.
К крыльцу вела маленькая, слабо утоптанная тропинка, у калитки лежала груда дров, а остальной двор был покрыт ровным белым снегом.
-Боже мой! - сказала Катя. -Боже мой!
Жена Ерихова, веселая полная женщина, провела их по дому, улыбаясь, объяснила, где лежат разные необходимые вещи.
-Печку-то как протопите, заслонку не забудьте открыть, не то угорите! Золу вот в это ведро выгребайте, там за домом яма для золы, увидите. Вот мы вам мешок картошки привезли, наша картошка-то, хорошая, а молоко можно у бабы Люси брать, за три дома от вашего. Хлеб в магазине есть, рожки-мука тоже. Я, что смогла, помыла, прибрала, если где пыль пропустила, не сердитесь. Дверь в сени плотно прикрывайте, чтобы не выстудить. Да, колодец в конце улицы, а вот ведра для воды".
С каждой фразой лицо Кати становилось все мрачнее, а Марикова улыбка - все ироничнее. Леночка смотрела круглыми глазами, и только Семен Семеныч выглядел счастливым, и все трогал руками - и стены, и ведра, и печку бы потрогал, но она ревела огнем и было ясно, что трогать ее не стоит.
Ерихов степенно взял деньги, повторил свое предупреждение - "Про Америку ни-ни! Скажи, что из... из Сибири приехал погреться!", и хохотнув над собственной шуткой, удалился вместе с супругой. Воцарилось тягостное молчание.
Впрочем, Семен Семеныч разрушил это молчание довольно быстро.
-Все очень просто, - сказал он, ласково улыбаясь. - кто хочет дуться - пусть дуется, и может даже пропустить ужин, это не страшно. как говаривала моя бабушка, "Губы толще - брюхо тоньше". Диета, значит. А кто соображает хоть немного, тот радостно воспримет маленькое зимнее приключение как вступление в солнечную миллионерскую жизнь. Миллионеры вообще страшные экстремалы. За возможность вот так встретить Новый год они бы устроили очередь с давкой и все ноги бы друг другу оттоптали. Кто будет следить за печкой?
Леночка, конечно, вызвалась сразу, но тут Катя вышла из своей мрачной мины, как Снежная Королева из корки льда, и сказала, что это глупости, детей к огню пускать нельзя. И скоро на плите забулькала в одолженной кастрюльке картошка, раскраснелись от жары лица, а низенькие кровати в комнатках с низкими потолками украсились привезенными пестрыми, в деревенском стиле, простынями и одеялами.
Вскоре семейство поужинало, все по очереди сполоснули лица из краника над раковиной (воду в бак над краником заливали из ведра, и сливалось все тоже в ведро, стоявшее внизу), Катя три раза проверила, что печая заслонка открыта, и, значит, угар семье не грозит, и вскоре погас свет, и только мерное сопение раздавалось из комнат. Последним пошел спать Семен Семеныч. Он долго стоял на крыльце, и голова его шумела от воспоминаний.