(no subject)
Sep. 9th, 2007 01:53 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
polet_fantaziiМаленький рассказ, который, возможно, войдет в серию.
В августе Мишкину маму положили в больницу.
Они - мама и сын - отправились туда утром, я видел, как они выходили из подъезда. Я как раз пил чай за столом, вплотную придвинутым к окну, когда они вышли во двор.
Мишка вел маму под руку, держал ее, тесно прижавхись к маминому боку, и было видно, что его макушка с аккуратным ершиком волос почти достает ей до уха. В другой руке он держал раздутую матерчатую сумку.
-Надо бы Мишу на ужин позвать, слышишь, Сергей? Чтобы он не был один вечером, - после обеда уже, вытирая льняным полотенчиком чистые ложки, подняла ко мне голову мать. -Позови его, когда он придет.
Но он не вернулся домой до ночи, и я не знаю, ночевал ли он вообще дома или же так и остался до утра в вестибюле нашей больнички, на деревянном стуле с откидным сиденьем.
Три дня я не видел своего друга - ни входящим в дом, ни выходящим во двор, на стук в в дверь квартира их отзывалась строгим молчанием. Ложился ли Мишка спать, когда вставал и что ел - оставалось загадкой.
Через три дня он разбудил меня громким стуком в восемь часов утра. Родители мои только ушли на работу, и, может, Мишка специально выжидал, пока они уйдут, чтобы избежать вопросов и суеты.
Он стоял в дверном проеме, строгий, осунувшийся и будто не видел ни моей заспанной физиономии, ни пижамы с девчачьим рисунком - желтым медвежонком на груди.
-В больнице сказали, надо маме куриный бульон - почти без выражения, медленно выдавил из себя мой друг. - Собирайся, пошли.
Куда идти, я не спрашивал. Куриного бульона лично я к тому времени не пробовал лет пять, с самого нашего переезда в село. В совхозе был курятник с гордым названием "птицеферма", который с горем пополам обеспечивал нас яйцами, но такой роскоши, как куриное мясо, мы не знали.
Задавать вопросов мне не хотелось. Лить из ковшика холодную воду на лицо и шею - тоже. Через пять минут я шел за своим другом по узкому, в сеточке трещин, тротуару.
Курятник находился в получасе ходьбы от дома. Длинный узкий барак со следами былой побелки был со всех сторон обнесен высоким забором с мелкой сеткой. По случаю хорошей погоды кур выпустили погулять, и они галдели в загоне, деловито потряхивая красными мясистыми гребешками.
-Ты стой здесь, - скомандовал Михаил. - а я пойду обстановку разведать, - и оставил меня в тылу курятника, а сам устремился ко входу на противоположном конце.
Я ждал его долго, но он не возвращался. Я не знаю, сколько прошло времени - может, и не много, но время имеет обыкновение растягиваться именно тогда, когда хочется, чтобы оно шло побыстрее. От нечего делать я разглядывал кур и сетку. В одном месте сетка была надорвана, и две соседние ячейки слились в дыру.
Небольшую, курица, конечно, не пролезет, но если еще чуть поработать пальцами...
Одна из хохлушек заинтересованно уставилась на мои пальцы круглым желтым глазом, подошла осторожно бочком в то время, как я оценивал ее габариты. Н-да, дырка явно нужна побольше. Вдруг курица коварно и молниеносно клюнула меня в палец, прямо в подушечку. Я вскрикнул от боли и неожиданности. Куры за сеткой в ужасе порскнули в разные стороны, оглушительно голося, некоторые из них приземлились прямо на белые спины соседок, те, в свою очередь, пугаясь, замахали возмущенно крыльями - словом, подняля шум и переполох, и я, растерявшись, собрался дать деру, но не успел - не мое плецо опустилась тяжелая рука, и я был схвачен двумя невесть откуда взявшимися дебелыми птичницами.
Обе толстые, в одинаково грязных белых робах и косынках, они тараторили и квохтали в точности, как их подопечные, но в тоне их слышалось нечто грозное. Рекордно быстро, учитывая тяжесть телес, которые подпрыгивали и сотрясались при движении, тетки вытащили меня из курятника наружу, где стоял мой друг и разговаривал, а, точне, перебранивался с еще одним существом из свиты курочки-рябы.
Небритый оплывший мужик в кепке крыл отборным матом, иногда вставляя для связки обычные слова, но, как правило, неудачно.
В последующем выяснилось, что наибный Мишка предложил Семенычу совершить акт купли-продажи при всем честном народе - достал сложенную вчетверо красненькую десятку, оставленную мамой на хозяйство, и попросил, глядя прямо в глаза, "хотя бы одну курочку"...
Честно говоря, сейчас я думаю, что он просто выбрал не то время, и, возможно, не тот вид товарообмена.
-В милицию, в милицию их! - голосили тетки.
-Да тише вы, трындычихи, мать вашу..! - мрачно прервал Семеныч их гневные тирады. -Успеется в милицию. Сначала в правление свезем, там пусть разбираются, по какой линии их жучить - по милицейской или по пионерской.
У курятника стоял синий трактор "Беларусь", на нем тот же Семеныч притаранил утром несколько мешков с кормом, которые все еще валялись, сброшенные у забора. Разместиться втроем в тракторе трудно, мы с Мишкой сжались справа от Семеныча с его рычащими рычагами. Тряска и грохот перекрыли продолжающее изливаться в пространство выражение гнева нашего конвоира.
Правление находилось в самом селе, маленький деревянный домик с истертыми ступенями. В прихожей на стене - сводка, с красными и зелеными стрелами-линиями то ли посевной, то ли уборочной, не поймешь.
За прихожей - комнатушка с длинным столом, сесть за который можно, только протиснувшись сквозь узкий промежуток между ним и стеной. За столом сидел невысокий человек с красными глазами и кричал что-то в телефонную трубку.
Все, как в фильмах про становление колхозов, только портрет Ленина на стене был дополнен изображением молодцеватого бровастого генсека.
Человек за столом выкрикнул в трубку последнее и с грохотом швырнул ее на телефон.
-В чем дело, Семеныч?" - на удивление, по контрасту с давешним криком голос его был тих и спокоен.
-Вот, воришек привел. Окружили птичник со всех сторон, среди бела дня.
Тут Мишка встал, что было очень неудобно - скамья была намертво соединена со столом - и, стараясь держаться прямо, так же медленно и невыразительно, как в утреннем разговоре со мной, начал говорить:
-Товарищ председатель, это только я виноват. Я сейчас все расскажу. У меня тяжело заболела мама...
Председатель выслал нас с Семенычем за дверь. На крыльце Семеныч смачно сплюнул и затянулся какой-то сигаретой небывалой вонючести.
Мишка вышел минут через двадцать с какой-то бумажкой, которую сунул Семенычу под нос. Тот, прочитав, крякнул и явно хотел что-то произнести, но сдержался.
- Сидайте обратно! - вот и все, что нам довелось услышать.
В птичнике мы ждали около часа, а потом нам вынесли две ощипанные уже куриные тушки, за которые мы расплатились в совхозной бухгалтерии все той же самой вчетверо сложеной красненькой бумажкой.
Дней десять моя мама варила по вечерам свежий бульон - то из ножки, то из крылышка, и Мишка относил его, горяченький, в укутанной полотенцем стеклянной банке в больницу. Вскоре мама его выписалась домой. Операцию, сказали ей, делать не будут.
В августе Мишкину маму положили в больницу.
Они - мама и сын - отправились туда утром, я видел, как они выходили из подъезда. Я как раз пил чай за столом, вплотную придвинутым к окну, когда они вышли во двор.
Мишка вел маму под руку, держал ее, тесно прижавхись к маминому боку, и было видно, что его макушка с аккуратным ершиком волос почти достает ей до уха. В другой руке он держал раздутую матерчатую сумку.
-Надо бы Мишу на ужин позвать, слышишь, Сергей? Чтобы он не был один вечером, - после обеда уже, вытирая льняным полотенчиком чистые ложки, подняла ко мне голову мать. -Позови его, когда он придет.
Но он не вернулся домой до ночи, и я не знаю, ночевал ли он вообще дома или же так и остался до утра в вестибюле нашей больнички, на деревянном стуле с откидным сиденьем.
Три дня я не видел своего друга - ни входящим в дом, ни выходящим во двор, на стук в в дверь квартира их отзывалась строгим молчанием. Ложился ли Мишка спать, когда вставал и что ел - оставалось загадкой.
Через три дня он разбудил меня громким стуком в восемь часов утра. Родители мои только ушли на работу, и, может, Мишка специально выжидал, пока они уйдут, чтобы избежать вопросов и суеты.
Он стоял в дверном проеме, строгий, осунувшийся и будто не видел ни моей заспанной физиономии, ни пижамы с девчачьим рисунком - желтым медвежонком на груди.
-В больнице сказали, надо маме куриный бульон - почти без выражения, медленно выдавил из себя мой друг. - Собирайся, пошли.
Куда идти, я не спрашивал. Куриного бульона лично я к тому времени не пробовал лет пять, с самого нашего переезда в село. В совхозе был курятник с гордым названием "птицеферма", который с горем пополам обеспечивал нас яйцами, но такой роскоши, как куриное мясо, мы не знали.
Задавать вопросов мне не хотелось. Лить из ковшика холодную воду на лицо и шею - тоже. Через пять минут я шел за своим другом по узкому, в сеточке трещин, тротуару.
Курятник находился в получасе ходьбы от дома. Длинный узкий барак со следами былой побелки был со всех сторон обнесен высоким забором с мелкой сеткой. По случаю хорошей погоды кур выпустили погулять, и они галдели в загоне, деловито потряхивая красными мясистыми гребешками.
-Ты стой здесь, - скомандовал Михаил. - а я пойду обстановку разведать, - и оставил меня в тылу курятника, а сам устремился ко входу на противоположном конце.
Я ждал его долго, но он не возвращался. Я не знаю, сколько прошло времени - может, и не много, но время имеет обыкновение растягиваться именно тогда, когда хочется, чтобы оно шло побыстрее. От нечего делать я разглядывал кур и сетку. В одном месте сетка была надорвана, и две соседние ячейки слились в дыру.
Небольшую, курица, конечно, не пролезет, но если еще чуть поработать пальцами...
Одна из хохлушек заинтересованно уставилась на мои пальцы круглым желтым глазом, подошла осторожно бочком в то время, как я оценивал ее габариты. Н-да, дырка явно нужна побольше. Вдруг курица коварно и молниеносно клюнула меня в палец, прямо в подушечку. Я вскрикнул от боли и неожиданности. Куры за сеткой в ужасе порскнули в разные стороны, оглушительно голося, некоторые из них приземлились прямо на белые спины соседок, те, в свою очередь, пугаясь, замахали возмущенно крыльями - словом, подняля шум и переполох, и я, растерявшись, собрался дать деру, но не успел - не мое плецо опустилась тяжелая рука, и я был схвачен двумя невесть откуда взявшимися дебелыми птичницами.
Обе толстые, в одинаково грязных белых робах и косынках, они тараторили и квохтали в точности, как их подопечные, но в тоне их слышалось нечто грозное. Рекордно быстро, учитывая тяжесть телес, которые подпрыгивали и сотрясались при движении, тетки вытащили меня из курятника наружу, где стоял мой друг и разговаривал, а, точне, перебранивался с еще одним существом из свиты курочки-рябы.
Небритый оплывший мужик в кепке крыл отборным матом, иногда вставляя для связки обычные слова, но, как правило, неудачно.
В последующем выяснилось, что наибный Мишка предложил Семенычу совершить акт купли-продажи при всем честном народе - достал сложенную вчетверо красненькую десятку, оставленную мамой на хозяйство, и попросил, глядя прямо в глаза, "хотя бы одну курочку"...
Честно говоря, сейчас я думаю, что он просто выбрал не то время, и, возможно, не тот вид товарообмена.
-В милицию, в милицию их! - голосили тетки.
-Да тише вы, трындычихи, мать вашу..! - мрачно прервал Семеныч их гневные тирады. -Успеется в милицию. Сначала в правление свезем, там пусть разбираются, по какой линии их жучить - по милицейской или по пионерской.
У курятника стоял синий трактор "Беларусь", на нем тот же Семеныч притаранил утром несколько мешков с кормом, которые все еще валялись, сброшенные у забора. Разместиться втроем в тракторе трудно, мы с Мишкой сжались справа от Семеныча с его рычащими рычагами. Тряска и грохот перекрыли продолжающее изливаться в пространство выражение гнева нашего конвоира.
Правление находилось в самом селе, маленький деревянный домик с истертыми ступенями. В прихожей на стене - сводка, с красными и зелеными стрелами-линиями то ли посевной, то ли уборочной, не поймешь.
За прихожей - комнатушка с длинным столом, сесть за который можно, только протиснувшись сквозь узкий промежуток между ним и стеной. За столом сидел невысокий человек с красными глазами и кричал что-то в телефонную трубку.
Все, как в фильмах про становление колхозов, только портрет Ленина на стене был дополнен изображением молодцеватого бровастого генсека.
Человек за столом выкрикнул в трубку последнее и с грохотом швырнул ее на телефон.
-В чем дело, Семеныч?" - на удивление, по контрасту с давешним криком голос его был тих и спокоен.
-Вот, воришек привел. Окружили птичник со всех сторон, среди бела дня.
Тут Мишка встал, что было очень неудобно - скамья была намертво соединена со столом - и, стараясь держаться прямо, так же медленно и невыразительно, как в утреннем разговоре со мной, начал говорить:
-Товарищ председатель, это только я виноват. Я сейчас все расскажу. У меня тяжело заболела мама...
Председатель выслал нас с Семенычем за дверь. На крыльце Семеныч смачно сплюнул и затянулся какой-то сигаретой небывалой вонючести.
Мишка вышел минут через двадцать с какой-то бумажкой, которую сунул Семенычу под нос. Тот, прочитав, крякнул и явно хотел что-то произнести, но сдержался.
- Сидайте обратно! - вот и все, что нам довелось услышать.
В птичнике мы ждали около часа, а потом нам вынесли две ощипанные уже куриные тушки, за которые мы расплатились в совхозной бухгалтерии все той же самой вчетверо сложеной красненькой бумажкой.
Дней десять моя мама варила по вечерам свежий бульон - то из ножки, то из крылышка, и Мишка относил его, горяченький, в укутанной полотенцем стеклянной банке в больницу. Вскоре мама его выписалась домой. Операцию, сказали ей, делать не будут.
