polet_fantazii (
polet_fantazii) wrote2016-11-14 05:35 pm
![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
Entry tags:
(no subject)
Кажется, я не рассказывала историю о том, как я научилась "колоть вены" - если и рассказывала где, то найти не могу.
В СССР врачи внутривенными инъекциями не занимались. Во всяком случае, там, где мне приходилось работать, это была строго сестринская процедура. Но нас поощряли - в основном, хирурги - мол, вы должны уметь, иначе стыд и позор, представьте, что ваша медсестра не может попасть в вену и приходит к вам за помощью. А вы не умеете, и вам стыдно. Я понимала, что они были правы.
Медсестринская практика у нас была после третьего курса. Один месяц, за который мы должны были чего-то там научиться, уколам в том числе. После третьего курса и соответствующей практики, любой студент медвуза имел право подработать медсестрой (медбратом), так что сестринские навыки были очень важны
Я очень хотела научиться. Но очень боялась, что не смогу.
Дело том, что я росла с ярлыком "Юля - руки из жопы". Не знаю, почему и откуда это взялось в моей жизни, но с малых лет, я знала - ЗНАЛА - что у меня руки из жопы, что доверить мне ничего нельзя, стыдилась этого неимоверно и безумно боялась, что у меня ничего не получится.
Места для сестринской практики распределялись деканатом. Мне достался военный госпиталь. Две недели хирургии, две недели терапии.
Это был месяц июль. Пациенты в госпитале делились на две категории: мальчики-срочники, так или иначе пытавшиеся откосить от службы и офицерские жены. Ну так вышло. Один раз за все время, кажется, была какая-то полостная операция, на которой я присутствовала, как в тумане.
Хитом хирургии был мальчик-ботаник с тонкими чертами лица и огромными глазами.
Он не вынес дедовщины (или чего там еще) и выстрелил себе в живот. Наверное, он хотел умереть - те, кто просто хотел откосить, стреляли в конечности обычно.
Повреждения у него были серьезные, но совместимые с жизнью. На тот момент он перенес массу операций, имел кишечную стому, выведенную на переднюю стенку живота, питался через трубочку и имел суперпрозрачный вид. В общем, он шел на поправку, и впереди у него был трибунал.
Медсестры отделения (молоденькие и похожие на женщин Ботичелли) были в него влюблены. Инструкции мне были даны очень четкие: померяшь температуру два раза за смену, результаты доложишь. Попробуешь сделать что-то еще, убьем.
Ну я и мерила температуру все две недели.
Потом была терапия, где, в основном, лежали те самые офицерские жены, лечившиеся от воспаления яичников. У большинства у них были последствия предыдущих лечений в виде огромных и ужасных шрамов на задницах.
Основным методом введения антибиотиков в стране победившего социализма было через жопу, очевидно, в смысле как прямом, так и переносном (в других местах это или таблетки, или таки внутривенно). Шприцы были многоразовые, иголки тупые, препараты аховые, результат проявлялся в абсцессах на пятой точке. В силу анатомических особенностей, абсцессы (гнойники) там заживают плохо и заканчиваются уродующими шрамами.
Ну вы можете себе представить, насколько меня подпускали к царственным генеральским жопам и, тем более, венам.
Практику я закончила полным нулем.
После практики были каникулы.
Я рассказала родителям, что ничему не научилась за практику. Что я безумно боюсь колоть больных - куда бы то ни было. Что я никакой доктор и пропащий человек.
Родители мне посочувствовали. Они мне всегда хотели добра, и это вот "руки-из-жопы" тоже ведь было не со зла, а как бы попытка меня усовершенствовать. Они не знали, что это работает в обратную сторону.
В общем, они проявили акт героизма.
Отец сказал - нам не помешает курс витаминов. Камчатка, ни овощей, ни фруктов, короткое лето, все дела. Папе в вену, маме в попу. Каждый вечер.
Если честно, я не знаю, сделала бы я такое для своих детей.
К сожалению, никто не подумал о том, что для своих детей такое, пожалуй, делать и не стоит.
Не надо учиться на родителях. Не надо оперировать и вообще лечить самых близких родственников (разве только альтернативы нет). Потому что для успешного лечения, а особенно для болезненных процедур, нужна определенная отстраненность, иначе навредишь. Трудно намеренно делать больно тому, кого очень любишь, даже если это нужно. Родители детям еще могут, а вот дети родителям - пока они действительно дети и зависят от родителей - нельзя это, неправильно. Старенькой маме, наверное, можно, потому что ты уже сам выполняешь родительскую роль. А если мама все еще суперавторитет, то не стоит.
Я не знаю, для кого эти ежевечерние иньекции были большей пыткой, для них или для меня. Мое настроение падало ниже нуля часа за два до того, как приходило время кипятить шприцы. Я безумно боялась сделать маме и папе больно. Сделать укол совсем без боли невозможно. Я не справлялась.
У иньекций, как внутривенных так и у внутримышечных, есть определенная техника. Я не могу сказать, что мне совсем не объясняли, как. Но как-то эти объяснения мне не помогали. Возможно, потому, что когда ты делаешь это отстраненно, соблюдая технику, шанс успеха повышается очень сильно. Я толком не понимала, в чем заключается техника и не могла отстраниться. Это равнялось рецепту провала.
Вены у отца были "как веревки" - большие, ярко выраженные. Он сказал - если ты в это не попадешь, ты дура. Это было самое пространное объяснение. Я не попала ни разу.
Мама подставляла свою попу, перекрестившись и напевая какую-то песенку, врагу не сдается наш гордый варяг или что-то другое. Я сломала несколько иголок и погнула несчетное количество. Внутримышечные инъекции очень просты. Направляй иголку перендикулярно попе, двигай руку не от локтя, а в запястье, прилагай опеределенную силу - не очень много, но точно не очень мало. Быстрое введение иглы гораздо легче переносится, чем медленное.
Движимая страхом, я не могла вот так взять и воткнуть иголку в маму. Я замедлялась. Это противоречило технике (которой я не знала) и убивало процесс.
Каждый вечер я плакала, а родители матерились и кричали - мы знаем, что у тебя руки из жопы, но неужели ты не можешь постараться? Посмотри, какое ты уебище! Нам, блядь, больно!
Я уехала после этих каникул травмированная не по детски. Весь четвертый курс я пыталась подработать, делая с подругой научную статистику на одной кафедре, ежедневно с шести до девяти вечера. Ни отдыха, ни свиданок, ничего,чем живут люди девятнадцати лет. Статистика не сошлась, нам не заплатили ни гроша.
На следующий семестр начался пятый курс, я уверилась, что хочу быть акушером, деньги были нужны позарез, деваться было некуда, и я устроилась акушеркой в роддом.
Впрочем, я сначала устроилась медсестрой в другое место - ни много ни мало, в педиатрическое отделение.
От меня там требовалось много каких мелких вещей, расписанных по часам плюс внутрипопочные иньекции малышам в четыре-пять утра. Я ненавидела эту работу. НЕНАВИДЕЛА. Я не могла себя заставить колоть младенчиков, зная, что у меня руки из жопы и что мне ничего нельзя доверить.
Я, видимо, сломалась на причинении боли младенцам - сработали какие-то психологические механизмы, и, не проработав и месяца, я однажды перепутала смены. Пропустила свою смену и вышла в чужую. Уволили меня именно за это - меня предупреждали, что никаких пропусков, никогда, ни за что. Я не намеревалась пропускать, я искренне перепутала календарь. Потрясающе, что наше подсознание делает с нами в неприятных ситуациях.
В общем, уволили меня. Деньги были нужны, акушером я быть хотела, поэтому пошла в роддом и меня взяли акушеркой. Взяли на месте, без особых вопросов, людей им не хватало.
Настоение у меня было как в Сталинграде во время войны (да, я росла в Волгограде и часто бывала на Мамаевом кургане. Я знала, что такое Ни шагу назад, Москва за нами).
На первом ночном дежурстве мне сказали - Юля, в первой палате нужно сделать триаду Николаева. Пойди сделай.
Триада Николаева представляла собой комбинацию витамина Це, глюкозы и кальция - как бы для поддержания плода во время схваток. Препараты кальция при попадании под кожу вызывают жестокое воспаление, с некрозом тканей. Никаких "я попробую", иди и делай.
Я пошла, выбора у меня не было.
Кто рожал в СССР, знает - схватки, боли, грубый персонал, никакого обезболивания.
Женщина, которой была назначена триада, была измучена схватками, с гримасой боли на лице, ей было так больно, что, наверное, ей уже было все равно, что происходит.
Вены у нее были обозначены так себе, не ужас-ужас, но и не очень явные. Времени было часа два ночи, и состояние сознания у меня было несколько измененное от усталости.
Я знала, что я должна. И вот я просто пошла и сделала это. Я не знаю, как, но у меня получилось. Я нащупала вену, получила обратный ток крови, ввела "горячий укол" и ушла на ватных ногах. Никто не аплодировал стоя, но и не орал на меня тоже никто.
С тех пор прошло много лет.
Про внутримышечные инъекции мне начали постепенно говорить - "А что, все уже? Я ничего не почувствовала, у вас легкая рука!"
С внутривенными было не очень просто - я делала их, но нечасто, потом уехала в Израиль, пыталась найти работу, проходила стажировку по терапии (меня туда не взяли - слава Богу - терапия настолько не мое!). Как стажеру, мне приходилось брать анализы крови (из вены) каждый день, по многу раз. Получалось когда как. Никогда не забуду пожилого араба с плохими венами. Он был очень неприятен с самого начала, очень критичен. А я старалась, боялась опростоволоситься, стеснялась плохого иврита, краснела от стыда и не знала, как поставить себя. В вену я попала, но вакуумные израильские пробирки были мне еще внове, и я не справилась с простым механизмом, у пробирки от давления сорвало крышечку, кровь брызнула на все, на мой белый халат, мне в лицо, везде, кроме как куда ей надо было идти, и араб засмеялся мне в лицо, он ничего не сказал, просто заржал ахха-ха-ха, и все вокруг повернулись ко мне, я бы предпочла провалиться сквозь землю, покраснела и бросилась вон из палаты, а потом мне пришлось вернуться туда и притвориться, что ничего не было. Сейчас-то бы я не растерялась (оставив в стороне тот факт, что сейчас такого бы и не произошло). А тогда вот, была печаль.
Я сейчас очень хорошо колю вены. Я прихожу в предоперационное отделение, и сестры иногда, как предсказано, говорят мне - "Доктор, у меня уже три раза не получилось!" И я сажусь у кровати, отпускаю пару шуток, и начинаю делать то, чему училась двадцать лет. Иногда не получается, да, бывает. Но чаще всего таки да, и как пациент, так и семья внезапно смотрят на меня с уважением, и внезапно мой акцент перестает быть преградой, и медсестра искренне говорит спасибо (они рады, что кто-то помог, и им больше не надо делать болезненных попыток), и я чувствую себя хорошо. Мама, папа, вас давно нет на свете. Вы, наверное, были бы рады узнать, что руки у меня не из жопы. Я знаю, что вы хотели, как лучше. Просто не знали, как.
В СССР врачи внутривенными инъекциями не занимались. Во всяком случае, там, где мне приходилось работать, это была строго сестринская процедура. Но нас поощряли - в основном, хирурги - мол, вы должны уметь, иначе стыд и позор, представьте, что ваша медсестра не может попасть в вену и приходит к вам за помощью. А вы не умеете, и вам стыдно. Я понимала, что они были правы.
Медсестринская практика у нас была после третьего курса. Один месяц, за который мы должны были чего-то там научиться, уколам в том числе. После третьего курса и соответствующей практики, любой студент медвуза имел право подработать медсестрой (медбратом), так что сестринские навыки были очень важны
Я очень хотела научиться. Но очень боялась, что не смогу.
Дело том, что я росла с ярлыком "Юля - руки из жопы". Не знаю, почему и откуда это взялось в моей жизни, но с малых лет, я знала - ЗНАЛА - что у меня руки из жопы, что доверить мне ничего нельзя, стыдилась этого неимоверно и безумно боялась, что у меня ничего не получится.
Места для сестринской практики распределялись деканатом. Мне достался военный госпиталь. Две недели хирургии, две недели терапии.
Это был месяц июль. Пациенты в госпитале делились на две категории: мальчики-срочники, так или иначе пытавшиеся откосить от службы и офицерские жены. Ну так вышло. Один раз за все время, кажется, была какая-то полостная операция, на которой я присутствовала, как в тумане.
Хитом хирургии был мальчик-ботаник с тонкими чертами лица и огромными глазами.
Он не вынес дедовщины (или чего там еще) и выстрелил себе в живот. Наверное, он хотел умереть - те, кто просто хотел откосить, стреляли в конечности обычно.
Повреждения у него были серьезные, но совместимые с жизнью. На тот момент он перенес массу операций, имел кишечную стому, выведенную на переднюю стенку живота, питался через трубочку и имел суперпрозрачный вид. В общем, он шел на поправку, и впереди у него был трибунал.
Медсестры отделения (молоденькие и похожие на женщин Ботичелли) были в него влюблены. Инструкции мне были даны очень четкие: померяшь температуру два раза за смену, результаты доложишь. Попробуешь сделать что-то еще, убьем.
Ну я и мерила температуру все две недели.
Потом была терапия, где, в основном, лежали те самые офицерские жены, лечившиеся от воспаления яичников. У большинства у них были последствия предыдущих лечений в виде огромных и ужасных шрамов на задницах.
Основным методом введения антибиотиков в стране победившего социализма было через жопу, очевидно, в смысле как прямом, так и переносном (в других местах это или таблетки, или таки внутривенно). Шприцы были многоразовые, иголки тупые, препараты аховые, результат проявлялся в абсцессах на пятой точке. В силу анатомических особенностей, абсцессы (гнойники) там заживают плохо и заканчиваются уродующими шрамами.
Ну вы можете себе представить, насколько меня подпускали к царственным генеральским жопам и, тем более, венам.
Практику я закончила полным нулем.
После практики были каникулы.
Я рассказала родителям, что ничему не научилась за практику. Что я безумно боюсь колоть больных - куда бы то ни было. Что я никакой доктор и пропащий человек.
Родители мне посочувствовали. Они мне всегда хотели добра, и это вот "руки-из-жопы" тоже ведь было не со зла, а как бы попытка меня усовершенствовать. Они не знали, что это работает в обратную сторону.
В общем, они проявили акт героизма.
Отец сказал - нам не помешает курс витаминов. Камчатка, ни овощей, ни фруктов, короткое лето, все дела. Папе в вену, маме в попу. Каждый вечер.
Если честно, я не знаю, сделала бы я такое для своих детей.
К сожалению, никто не подумал о том, что для своих детей такое, пожалуй, делать и не стоит.
Не надо учиться на родителях. Не надо оперировать и вообще лечить самых близких родственников (разве только альтернативы нет). Потому что для успешного лечения, а особенно для болезненных процедур, нужна определенная отстраненность, иначе навредишь. Трудно намеренно делать больно тому, кого очень любишь, даже если это нужно. Родители детям еще могут, а вот дети родителям - пока они действительно дети и зависят от родителей - нельзя это, неправильно. Старенькой маме, наверное, можно, потому что ты уже сам выполняешь родительскую роль. А если мама все еще суперавторитет, то не стоит.
Я не знаю, для кого эти ежевечерние иньекции были большей пыткой, для них или для меня. Мое настроение падало ниже нуля часа за два до того, как приходило время кипятить шприцы. Я безумно боялась сделать маме и папе больно. Сделать укол совсем без боли невозможно. Я не справлялась.
У иньекций, как внутривенных так и у внутримышечных, есть определенная техника. Я не могу сказать, что мне совсем не объясняли, как. Но как-то эти объяснения мне не помогали. Возможно, потому, что когда ты делаешь это отстраненно, соблюдая технику, шанс успеха повышается очень сильно. Я толком не понимала, в чем заключается техника и не могла отстраниться. Это равнялось рецепту провала.
Вены у отца были "как веревки" - большие, ярко выраженные. Он сказал - если ты в это не попадешь, ты дура. Это было самое пространное объяснение. Я не попала ни разу.
Мама подставляла свою попу, перекрестившись и напевая какую-то песенку, врагу не сдается наш гордый варяг или что-то другое. Я сломала несколько иголок и погнула несчетное количество. Внутримышечные инъекции очень просты. Направляй иголку перендикулярно попе, двигай руку не от локтя, а в запястье, прилагай опеределенную силу - не очень много, но точно не очень мало. Быстрое введение иглы гораздо легче переносится, чем медленное.
Движимая страхом, я не могла вот так взять и воткнуть иголку в маму. Я замедлялась. Это противоречило технике (которой я не знала) и убивало процесс.
Каждый вечер я плакала, а родители матерились и кричали - мы знаем, что у тебя руки из жопы, но неужели ты не можешь постараться? Посмотри, какое ты уебище! Нам, блядь, больно!
Я уехала после этих каникул травмированная не по детски. Весь четвертый курс я пыталась подработать, делая с подругой научную статистику на одной кафедре, ежедневно с шести до девяти вечера. Ни отдыха, ни свиданок, ничего,чем живут люди девятнадцати лет. Статистика не сошлась, нам не заплатили ни гроша.
На следующий семестр начался пятый курс, я уверилась, что хочу быть акушером, деньги были нужны позарез, деваться было некуда, и я устроилась акушеркой в роддом.
Впрочем, я сначала устроилась медсестрой в другое место - ни много ни мало, в педиатрическое отделение.
От меня там требовалось много каких мелких вещей, расписанных по часам плюс внутрипопочные иньекции малышам в четыре-пять утра. Я ненавидела эту работу. НЕНАВИДЕЛА. Я не могла себя заставить колоть младенчиков, зная, что у меня руки из жопы и что мне ничего нельзя доверить.
Я, видимо, сломалась на причинении боли младенцам - сработали какие-то психологические механизмы, и, не проработав и месяца, я однажды перепутала смены. Пропустила свою смену и вышла в чужую. Уволили меня именно за это - меня предупреждали, что никаких пропусков, никогда, ни за что. Я не намеревалась пропускать, я искренне перепутала календарь. Потрясающе, что наше подсознание делает с нами в неприятных ситуациях.
В общем, уволили меня. Деньги были нужны, акушером я быть хотела, поэтому пошла в роддом и меня взяли акушеркой. Взяли на месте, без особых вопросов, людей им не хватало.
Настоение у меня было как в Сталинграде во время войны (да, я росла в Волгограде и часто бывала на Мамаевом кургане. Я знала, что такое Ни шагу назад, Москва за нами).
На первом ночном дежурстве мне сказали - Юля, в первой палате нужно сделать триаду Николаева. Пойди сделай.
Триада Николаева представляла собой комбинацию витамина Це, глюкозы и кальция - как бы для поддержания плода во время схваток. Препараты кальция при попадании под кожу вызывают жестокое воспаление, с некрозом тканей. Никаких "я попробую", иди и делай.
Я пошла, выбора у меня не было.
Кто рожал в СССР, знает - схватки, боли, грубый персонал, никакого обезболивания.
Женщина, которой была назначена триада, была измучена схватками, с гримасой боли на лице, ей было так больно, что, наверное, ей уже было все равно, что происходит.
Вены у нее были обозначены так себе, не ужас-ужас, но и не очень явные. Времени было часа два ночи, и состояние сознания у меня было несколько измененное от усталости.
Я знала, что я должна. И вот я просто пошла и сделала это. Я не знаю, как, но у меня получилось. Я нащупала вену, получила обратный ток крови, ввела "горячий укол" и ушла на ватных ногах. Никто не аплодировал стоя, но и не орал на меня тоже никто.
С тех пор прошло много лет.
Про внутримышечные инъекции мне начали постепенно говорить - "А что, все уже? Я ничего не почувствовала, у вас легкая рука!"
С внутривенными было не очень просто - я делала их, но нечасто, потом уехала в Израиль, пыталась найти работу, проходила стажировку по терапии (меня туда не взяли - слава Богу - терапия настолько не мое!). Как стажеру, мне приходилось брать анализы крови (из вены) каждый день, по многу раз. Получалось когда как. Никогда не забуду пожилого араба с плохими венами. Он был очень неприятен с самого начала, очень критичен. А я старалась, боялась опростоволоситься, стеснялась плохого иврита, краснела от стыда и не знала, как поставить себя. В вену я попала, но вакуумные израильские пробирки были мне еще внове, и я не справилась с простым механизмом, у пробирки от давления сорвало крышечку, кровь брызнула на все, на мой белый халат, мне в лицо, везде, кроме как куда ей надо было идти, и араб засмеялся мне в лицо, он ничего не сказал, просто заржал ахха-ха-ха, и все вокруг повернулись ко мне, я бы предпочла провалиться сквозь землю, покраснела и бросилась вон из палаты, а потом мне пришлось вернуться туда и притвориться, что ничего не было. Сейчас-то бы я не растерялась (оставив в стороне тот факт, что сейчас такого бы и не произошло). А тогда вот, была печаль.
Я сейчас очень хорошо колю вены. Я прихожу в предоперационное отделение, и сестры иногда, как предсказано, говорят мне - "Доктор, у меня уже три раза не получилось!" И я сажусь у кровати, отпускаю пару шуток, и начинаю делать то, чему училась двадцать лет. Иногда не получается, да, бывает. Но чаще всего таки да, и как пациент, так и семья внезапно смотрят на меня с уважением, и внезапно мой акцент перестает быть преградой, и медсестра искренне говорит спасибо (они рады, что кто-то помог, и им больше не надо делать болезненных попыток), и я чувствую себя хорошо. Мама, папа, вас давно нет на свете. Вы, наверное, были бы рады узнать, что руки у меня не из жопы. Я знаю, что вы хотели, как лучше. Просто не знали, как.
no subject
а как-то мне муж колол, без практики и образования, но одноразовыми иголками - так и совсем не больно
(no subject)
(no subject)
no subject
Люблю читать ваши медицинские рассказы. Пишите ещё :)
(no subject)
(no subject)
no subject
(no subject)
(no subject)
(no subject)
(no subject)
no subject
У меня щас такое же мучение с IV на младенцах. Когда надо делать, хочется застрелиться. Иногда попадаю, чаще нет.
(no subject)
no subject
(no subject)
(no subject)
(no subject)
(no subject)
no subject
(no subject)
no subject
(no subject)
no subject
Для развлечения наблюдал за тем как колят сестры меня в течение полутора месяцев.
Все с лёгкой рукой не зажимались и не напрягали руки. Даже положение тела одинаково было.
Не удивительно, но в топе обладателей самых легких рук, оказались те, кто играл на музыкальных инструментах.
(no subject)
no subject
no subject
(no subject)
no subject
(no subject)
no subject
а меня мама научила уколы колоть, говоря, что ничего сложного - делишь полупопие на 4 части, иголку перпендикулярно. Главное, набить руку, чтобы одним движением вставить иголку на нужную длину. Но иголки уже все тонкие были тогда (конец 90-х)
С тех пор кучу уколов переколола, все друзья ко мне ходят, говорят, легко получается
(no subject)
no subject
(no subject)
no subject
(no subject)
no subject
Как я, совсем без опыта, колола дочке-подростку стекловидное тело (так вроде?), и очень страдала, что делаю больно - ну нельзя учиться на родных, а вот выхода тогда не было.
Как зимой с 83 на 84 год лежали мы с полуторагодовалой Машей в больничке, которая была филиалом ада, всего не перескажешь, но вот один садизм с уколами стоит упоминания: там тащили дитё в процедурную делать внутривенные именно в тот момент, когда после обеда умученные детки ненадолго засыпали. Приходили, отдирали от мамаш, волокли в процедурную и возвращали обратно в слезах, соплях, кровище и описавшихся...
Теперь-то что, теперь отличный одноразовый инвентарь, сама себе в живот бестрепетно колола перед полетами что-то против свертывания, что ли (извините, не медик), но при словах "укол", "внутривенно", "внутримышечно" и "подкожно" сразу начинает задница болеть, вспоминая курсы болючего бициллина, спасибо ему за победу над ревматизмом))
А родители - чего уж. Неоткуда взяться было простым и очевидным (сейчас) вещам, у меня самой такие же были - бессмысленно жестокие по отношению ко мне. Жалко их сейчас, да были бы живы - а нет.
(no subject)
no subject
Россия, это что-то в деле ковки характера. Никогда не забыть.
(no subject)
no subject
А уж потом, когда саму маму пришлось колоть... Оййййй! Ну ты все прекрасно описала. Теперь уж, случается, и приятельнице колю что надо.
no subject